Высказывания типа "доказательства, полученные с нарушением законов, допускать нельзя, потому что они получены с нарушением законов" - рассматривать нет смысла, потому что они тавтологичны. Из того, что было написано, содержательными, полагаю, следует признать следующие соображения:
1. Суд - это не место выяснения истины, а место состязания сторон, которое должно быть равным и честным; никаких "подлинных преступников" нет, а есть только две стороны процесса
trurle: Мы здесь обсуждаем не роль полиции, а судебные процедуры, которые именно что состязательны; и в ходе подготовке процесса полиция и прокуратура могут производить оперативные мероприятия, обыски и аресты, другая же сторона процесса этой возможности лишена.
2. Других способов борьбы с незаконными следственными действиями нет
3. Запрет на использование знания есть и в других областях человеческой деятельности
4. Неиспользование информации государственными органами - обыденное дело
5. Полиция находится в особой ситуации
Попробую ответить по пунктам.
1. Суд - это не место выяснения истины, а место состязания сторон, которое должно быть равным и честным; никаких "подлинных преступников" нет, а есть только две стороны процесса
Очень распространенное заблуждение, абсолютизирующее процедуру и теряющее за процедурой суть дела. В реальности, конечно, все мы знаем, что в мире существуют преступники, и можно только позавидовать тем, кому повезло не столкнуться с доказательствами этого тезиса на своем личном опыте. Преступники существуют, и все мы, не-преступники, заинтересованы в том, чтобы они были изловлены и наказаны - для наказания, для изоляции и для устрашения. С другой стороны, мы так же заинтересованы в том, чтобы не были наказаны невиновные. Наконец, мы все знаем, что наши возможности узнать и оценить, преступник ли данный человек или нет, неизбежно ограничены и подвержены искажающему воздействию интересов действующих лиц. Для решения практического вопроса об организации правосудия, то есть правильно организованного процесса наказания преступников, человечество выработало механизм состязательного процесса перед судом присяжных - то есть максимально независимые и посторонние люди выслушивают все, что им могут сказать сторонники обвинения и сторонники оправдания, и делают свой вывод об убедительности тех и других. Понятно, что задача такого суда - не вынести вердикт об истинности того или иного высказывания (например, о том, что Икс - преступник); этот вопрос каждый решает для себя; но механизм такого суда выстроен таким образом, чтобы его вердикт как можно ближе совпадал с мнением об истинности такого утверждения, которое (мнение) может сложиться у каждого стороннего наблюдателя. Только в этом случае мы готовы считать такой суд справедливым и беспристрастным.
Соответственно, судьи (присяжные) должны иметь возможность ознакомиться со всеми сведениями, которые могут им предоставить обе стороны процесса, включая и опровержения-уточнения-дополнения сведений, сообщенных противоположной стороной. Наоборот, любое правило, заранее исключающее какие-либо сведения по какому угодно принципу, - что для обвинения, что для защиты, - автоматически ослабляет и обессмысливает механизм суда, делает суд менее справедливым и менее беспристрастным.
Более того, можно показать, что принцип исключения каких-либо инкриминирующих сведений (показаний, свидетельств, улик) имеет практический смысл только по отношению к тем, кого мы считаем преступником.
Допустим, что эти сведения не просто получены незаконно, но фальсифицированы обвинением. Если мы это знаем, то это, очевидно, можно продемонстрировать присяжным, и защита, сделав это, очень сильно дискредитирует обвинение - при этом она сможет бросить тень и на все другие аргументы обвинения.
Или, допустим, данные сведения не играют решающей роли в доказательстве вины. В этом случае их исключение мало что даст защите и вряд ли станет изменит результат суда.
Остается ситуация, когда исключение или допущение таких сведений, как ожидается, сыграет решающую роль в решении суда - то есть когда мы знаем, что эти сведения не могут быть опровергнуты или дискредитированы защитой как фальсифицированные, и что они, вероятнее всего, сыграют решающую роль в формировании мнения присяжных. То есть, проще говоря, мы знаем, что данный человек - преступник, что данные сведения его изобличают, и что недопущение этих сведений приведет к его оправданию.
Конечно, это несколько схематизированное изложение, но суть, думаю, понятна. Недопущение незаконно полученных доказательств неизбежно ведет к не-осуждению тех, про кого мы ("мы" - это условное обозначение тех, кто знает, что доказательства эти очень сильны и неопровержимы защитой) знаем, что это - преступники.
2. Других способов борьбы с незаконными следственными действиями нет
Конечно, такие способы есть. Это те самые способы, которые применяются во всех остальных случаях. А именно - наказание виновных. Кто-то нарушил закон в ходе следствия и сбора доказательств? Давайте с ним разбираться. Объявим ему выговор, лишим его премии, очередной звездочки, посадим под арест, выгоним из органов, подведем под трибунал и т.д., все по правилам, уставам и законам. При этом накажем не группу людей, занимающихся общим делом, не общество в целом, заинтересованное в максимальной прозрачности и справедливости правосудия, а конкретно того, кто допустил данное нарушение - конкретного милиционера, конкретного следователя, конкретного его начальника, не осуществившего должный контроль за деятельностью подчиненного или даже отдавшего ему незаконное указание, и т.д. По ходу дела, конечно, примем во внимание все сопутствующие обстоятельства, как это вообще всегда следует делать при исследовании вопроса о нарушении закона и вынесении наказания.
То есть, как совершенно справедливо заметил
vinopivets, мы разнесем два совершенно разных дела - одно дело по расследованию преступления и наказанию преступника, его совершившего (или, возможно, не совершившего), другое дело по расследованию нарушений закона, допущенных в ходе следствия по первому делу. При этом, очевидно, у нас имеются все данные, чтобы расследовать это второе дело - если мы знаем, что некие доказательства по первому делу были получены с нарушением закона, то это знание следует довести до логического конца, то есть положенного служебного, административного или уголовного разбирательства по второму делу.Полиция (как сейчас в России принято говорить - "силовые органы") занимается разными делами, и сбор доказательств для уголовного процесса есть только часть ее работы. Нарушить права граждан полиция может в самых разных ситуациях, вовсе не обязательно связанных со сбором доказательств для суда, и все эти нарушения равно неприемлемы и равно могут и должны быть наказуемы.
3. Запрет на использование знания есть и в других областях человеческой деятельности
Ситуация с патентами в данном случае нерелевантна. Даже если отвлечься от бессмысленности и вредоносности патентов и исходить из гипотезы о разумности их существования, то схематически их цель выглядит так: автор изобретения может хранить свои знания в секрете и никому не рассказывать, но в этом случае лишен защиты от конкурентов, а может опубликовать, но в обмен получить защиту от конкурентов. То есть ключевой момент - распространение знания - в случае патентов специально облегчается, что строго противоположно ситуации с "недопустимыми доказательствами", когда это знания от присяжных целенаправленно скрывается.
Идея патента - не запретить использование нового знания обществом, а перераспределить доходы от его использования между различными участниками рынка. Защитники патентной системы исходят из предположения, что благодаря ей возможности общественного использования патентуемого знания увеличиваются (за счет дополнительного стимулирования изобретателей и т.д.). Они ошибаются, но это в данном случае роли не играет, так как доктрина "недопустимых доказательств" имеет целью не оптимизировать использование нового знания, а ограничить его, причем ограничить его именно в том самом месте, где оно может принести максимальную общественную пользу - в чем, как показано выше, на самом деле не сомневаются сами защитники этой абсурдной доктрины.
Полноценная аналогия с патентной системой имела бы место, если бы патентные органы, рассматривая заявки, изучали бы законность всех действий, приведших к открытию. Скажем, если бы можно было оспорить патент, доказав, что изобретатель написал заявку на украденной пишущей машинке, использовал незаконно полученные реактивы и т.д. Подозреваю, что до такого абсурда пока еще никто не додумался...
4. Неиспользование информации государственными органами - обыденное дело
Если речь идет о добровольной передаче информации, то, конечно, такая передача может обусловливаться ограничительными требованиями о нераспространении и т.д. Тот же принцип действует в демократических государствах, когда подобные ограничения вводятся на использование информации, собираемой от законопослушных граждан - можно сказать, что здесь имеет место своего рода "общественный договор": мы делимся информацией (скажем, в рамках переписи), а вы гарантируете нам, что не будете использовать ее нам во вред. Опять же, этот принцип не относится к ситуации следствия, которое собирает информацию (проводит обыски, допросы и т.д.) не в порядке добровольного соглашеняи с гражданами, а в порядке принуждения.
Более того, в данном случае имеет место крайняя асимметричность - ведь доктрина "недопустимых доказательств" не запрещает следователям, полицейским и т.д. делиться соответствующей информацией внутри самих государственных органов. И более того - доктрина не запрещает, в принципе, делиться этой информацией с журналистами, публикой, вообще кем угодно. То есть это знание может быть нисколько не запретным ни для кого, кроме тех нескольких человек, которые в ней нуждаются больше всего - для выполнения задачи правосудия. И даже более того - ведь, скажем, информация, хранящаяся в бюро переписи, в налоговом бюро и прочих государственных органах всегда может быть затребована следствием в случае необходимости, а передача ее следствию, при наличии должной аргументации, вполне может быть санкционирована судом. При этом, как я понимаю, никого не волнует, собирались ли данные переписи или налоговой службы с точным соблюдением законов или с некоторыми нарушениям. Опять-таки - единственным знанием, которое принципиально делается недоступным для присяжных, остается знание о надежных (по мнению сторон) доказательствах вины обвиняемого - то есть, проще говоря, преступника, поскольку это знание, как предполагается, может сыграть роль решающих доказательств вины.
5. Полиция находится в особой ситуации
В особой ситуации находится не только полиция, а то, что называют сейчас в России принято называть "силовыми органами" вообще, включая бесчисленные подразделения полиции, всякие разведки, пограничников, налоговые службы и, конечно, армию. Однако ничего подобного обсуждаемым ограничениям в отношении всех этих служб не существует, хотя их суммарные возможности насилия над гражданами и нарушения приватности (а также масштабы реального использования этих возможностей), по-видимому, намного превосходят скромную долю следователей и полицейских, расследующих уголовные преступления.
Силовые органы могут использовать имеющуюся у них информацию каким угодно образом, вне зависимости от способа ее происхождения. Они могут ее использовать для организации слежки, для призыва в армию, для ведения войны, для отказа в визе или допуске к секретности, для проведения налоговой проверки и т.д., и т.п. Опять же, единственное место, где они не могут ее использовать - это там, где ее использование может принести максимальную общественную пользу, позволив присяжным принять максимально взвешенное решение, основанное на максимально доступном объеме информации.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →