Boris Lvin (bbb) wrote,
Boris Lvin
bbb

Category:

Русская культура в русском языке и русском поведении

Интересно, как это описывают с разных сторон и разными методами - Вержбицка через анализ языка, Чеснокова через анализ поведения.

Вержбицка - например, http://www.une.edu.au/arts/LCL/disciplines/linguistics/AW_Russian_Cultural_Scripts.pdf

Чеснокова - в известной книге "О русском национальном характере", где написано много чего разного, но самое ценное, на мой взгляд, содержится в ее описании и разборе жизненных, поведенческих ситуаций с точки зрения русской культуры.

Собственно, вот два самых интересных эпизода из книги Чесноковой ("Ксении Касьяновой"):

-------------------

Эпизод про "очередь"


Как мы пытались показать в главе о целеполагании, отказ от собственных целей и планов в пользу ценностно-рационального действия не представляется нам трагедией, наоборот,- удобным случаем поработать на пользу всех.

Это знает любая домохозяйка, которая, желая урвать себе в магазине кусочек получше или поменьше постоять в очереди, обязательно сошлется на "ребеночка" или "больного" ("мне в больницу, девушка"), и очередь, поворчав немного (не по поводу ребенка или больного, а по поводу вероятного их отсутствия в данном случае), тем не менее, довольно легко откажется от своего права на равный кусок или равное стояние в очереди и даже не очень почувствует себя ущемленной (а кто и почувствует, тот ни за что не обнаружит, сознавая, что такое поведение было бы "некультурно"). И наоборот, инвалид, всем показывающий свое удостоверение, дающее ему бесспорное право не стоять в очереди, вызывает, как правило, сильную неприязнь, хотя, казалось бы, должно быть как раз обратное: там неизвестно, есть этот больной или нет, а тут - вот он сам, собственной персоной, дело без обмана. Но там женщина просила не для себя, а этот хочет использовать свою льготу для себя лично - это-то и вызывает раздражение. Та, стараясь для другого, приобретает хоть маленькую нашу симпатию, а этот, даже если по другим параметрам и мог ее иметь (возраст, положение), в данном случае, наоборот, теряет.

Желая подорвать неудобный для себя личностный статус какого-нибудь деятеля, первое, что необходимо сделать, поставить под сомнение его бескорыстие. Отсюда погромные статьи в нашей желтой прессе против диссидентов обязательно за основу принимают их "нечистоплотность": очень желательно обвинить диссидента в том, что ему его диссидентство зачем-то нужно, хотя бы ради самоутверждения его никчемной личности (а лучше всего, если он из него извлекает материальную выгоду). Совершенно очевидный расчет на архетип, который должен сработать без задержки, на подсознательном уровне и с большой эмоциональной силой. Отсюда же и самый простой и эффективный способ реабилитации указанного диссидента в личном разговоре: оборвав на полуслове рассуждения собеседника ("Как это можно! Связываться с американцами! Разве он не понимает, что они нас ненавидят?!"), сказать совершенно без всякой связи с его предыдущими словами: "Да что ты вздор несешь! Нашел тоже кому верить! Я лично этого человека знаю: это - святой человек, подвижник. Ему ничего для себя не нужно, в одном пальто десять лет ходит, и от получки до получки пятерки стреляет..." Может быть, собеседник по инерции будет что-то еще лепетать, но у него сразу же пропадет эмоция. Человек, которому ничего не нужно для себя, не может вызывать раздражения.

И именно этот способ создания личностного статуса применяется той же нашей прессой по отношению к лицам, которых необходимо возвысить. Какую бы книгу о Ленине вы не открыли, вы обязательно встретите там упоминание о его "спартанской обстановке", о его "аскетических привычках" в быту, о том, как он отказывался от присылаемых продуктов в пользу детей и т. п. Цель - показать, что для себя ему ничего не было нужно. Прием классический и всегда действующий безотказно. У простого читателя, особенно женского пола, обязательно на глаза навернутся слезы: подумайте, такой человек, а жил в такой комнатке, а ведь если бы захотел, мог бы иметь все... И пойди, объясняй ей потом, что он в политике не сильно разбирался и что-то так напортачил, что мы до сих пор не можем разобраться. Какое это все имеет значение для оценки человека, ведь он от всей души хотел, чтобы было как лучше. И вот это-то ему и засчитывается в его личностный статус.

И надо сказать, что это в общем - правильная точка зрения как в отношении диссидента, так и в отношении Ленина: если человек старается не для себя, не нужно ему, по крайней мере, мешать и препятствовать. Может быть, из этого ничего и не выйдет, но кто же в данный момент, когда человек еще только "старается", может предсказать, что ничего не выйдет. А вдруг как раз и выйдет!

Против личностного статуса может действовать только другой личностный статус, носителю которого тоже для себя лично ничего не нужно.

http://www.hrono.ru/libris/lib_k/glava15.html


Эпизод про "сотрудников"


Мы выработали такую культуру, которая как бы говорит нам: "добиваться личных успехов - это не проблема, любой эпилептоид умеет это делать очень хорошо; а ты поработай на других, постарайся ради общего дела!" И культурный эпилептоид старается. Как только на горизонте появляется возможность реализации ценностно-рациональной модели, культурный эпилептоид с готовностью откладывает свои планы и всякие "житейские попечения", он чувствует, что вот наступил момент, и он может, наконец, сделать "настоящее дело", то дело, из которого лично он никакой выгоды не извлечет,- и вот это-то и есть в нем самое привлекательное. Никакое личное и полезное для него самого дело не делает культурный эпилептоид с таким удовольствием и запалом, с каким он осуществляет ценностно-рациональную модель, он вкладывается в нее целиком, он переживает при этом бурю эмоций, положительных и отрицательных,- это действует в нем сентимент, безошибочно указывающий на "социальный архетип", заключенный в данной ценностно-рациональной модели.

Но такое отвлечение культурного эпилептоида в ценностно-рациональную сферу, случающееся с ним довольно часто, и понижает его достижительность. Свои дела он откладывает, а ценностное действие, как правило, не завершается каким-то определенным результатом: в нем это и не предусмотрено, ведь оно - часть какой-то коллективной модели, по которой должны "продействовать" многие, прежде чем что-то получится. И оказывается наш соотечественник человеком, который вечно "суется" в какие-то чужие дела, а свои собственные не делает.

Но это только со стороны так кажется. На самом деле он делает чрезвычайно важное дело - он "устраивает" свою социальную систему в соответствии с определенными, известными ему культурными стандартами, а в хорошо отрегулированной социальной системе его собственные дела должны сами устроиться какими-то отчасти даже таинственными и неисповедимыми путями.

Однако, на уровне общих слов и абстрактных понятий все это звучит несколько смутно. Удобнее будет разобрать некоторые детали на примере. Приведем для этого "случай из жизни". Случай этот действительно имел место, только, как говорится в детективных романах, место действия и имена изменены автором.

Сотрудник Иванов поругался с очень высоким Начальством. Он высказал ему в лицо, что оно. Начальство, ведет себя неморально и не соблюдает ценностных ограничений. Обвинение было справедливое. Начальство очень сильно разобиделось, разъярилось и возымело намерение уволить сотрудника Иванова из вверенного ему, Начальству, учреждения. И хотя все средства производства в нашем государстве - общенародные, а "слуги народа" только управляют ими строго в соответствии с принципами общего блага, тем не менее уволить неугодного критикана такой слуга народа вполне может, для этого есть много путей.

Очень высокое Начальство вызвало к себе Начальство не очень высокое и устроило ему разнос: за ослабление трудовой дисциплины, развал работы, за то, что сотрудники "много себе мыслят", а дела не делают, "болтаются" по коридорам, а Начальство набирает новых, в том числе по "хоздоговорам", от чего драгоценные государственные средства расходуются бесхозяйственно.

Не очень высокое Начальство, которое чего-то подобного ожидало с того самого момента, как сотрудник Иванов выступил со своей критикой, немедленно связало в своем сознании бесхозяйственное расходование государственных средств с тем, что сотрудник Иванов как раз и работает в группе, где основная часть работы делается с привлечением дополнительных работников по "хозрасчетным договорам". Оно пообещало дисциплину наладить, работу продвинуть и штаты сократить, и было отпущено очень высоким Начальством выполнять его ценные указания.

Не очень высокое Начальство вызвало к себе, в свою очередь, руководителя той группы, где работал сотрудник Иванов, и, не упоминая о дисциплине и "развале работы" (поскольку ничего такого в действительности не наблюдалось), сообщило ему, что пришло распоряжение о сокращении штатов, финансы перерасходованы, стало быть вот...

Руководитель группы, встретивший известие о перерасходовании финансов каким-то совершенно нелогичным восклицанием: "Я ему сто раз говорил, чтобы он не совался!",- осведомился, сколько людей нужно уволить. Не очень высокое Начальство подумало: "Ты вроде кого-то собирался уже увольнять?" - "Собирался я увольнять Сидорова..." - "Ну вот и уволь его, и еще кого-нибудь... Например, Иванова".- "Понятно",- сказал руководитель группы и отправился выполнять распоряжение.

Он собрал группу и сообщил ей "пренеприятное известие" о перерасходовании финансов. Группа охнула. "С вами, товарищ Сидоров, разговор уже был,- приступил к делу руководитель с наименее болезненного пункта,- Вам было дано время на подыскание работы. Времени Вам дано было много. Теперь я буду оформлять Ваше увольнение с понедельника, так что, пожалуйста, если есть какие-то возражения..." Сидоров пробормотал что-то в том смысле, что, мол, возражай не возражай... "Придется, по-видимому,- продолжал руководитель, ощутив вдруг сильнейшее желание провалиться сквозь землю, умереть, уснуть и забыться,- ох, придется сократить какую-то тему..." Он поглядел в угол, противоположный тому, где сидел сотрудник Иванов, набрал в легкие воздуха... Но тут вмешался сотрудник Петров.

Сотрудник Петров сказал: "Одну минуточку!" - и встал - он был молодой и стеснялся говорить сидя.- "Я тут... Мы все в общем понимаем что к чему... Я только хотел сказать: я... В общем, может это нехорошо, но я хотел уволиться и искал уже работу, я никому только не говорил... В общем, я нашел работу. Мне бы еще недели три посидеть здесь. Но раз такое обстоятельство, то я думаю, есть полный смысл вам сократить меня..."

Все несколько ошалело посмотрели на сотрудника Петрова, потом победоносно перевели взгляд на руководителя группы.

Руководитель группы открыл рот, потом закрыл его, собираясь с мыслями: какую же позицию занять ему при таком неожиданном повороте событий. Тогда взял слово сотрудник Смирнов: "Юра (кивок в сторону сотрудника Петрова) правильно сказал, мы тут все понимаем что к чему... Тебе как поставили задачу: уволить двоих или уволить кого-то определенного?" - "Н-нет,- сказал руководитель группы,- сократить вообще, а в частности, двух человек..." - "Ты сократил двоих,- сказал безапелляционно сотрудник Смирнов. Он был в группе моральный лидер, и мнение его много значило.- Зачем ты собираешься делать больше, чем тебя просили?" - "Я думаю, видишь ли...- сказал руководитель группы доверительно, будто бы сотруднику Смирнову, на самом же деле - оправдываясь перед всеми,- я думаю, что, если... то потребуют сокращать опять..." - "Вот когда потребуют,- возразил Смирнов,- вот тогда и будем думать, что делать". - "Вообще-то в этом есть резон",- сказал руководитель группы облегченно.

Отметим здесь сразу же, что повторного требования о сокращении группы не последовало. Сотрудник Иванов работал там, сколько ему было нужно, и уволился, когда пожелал уволиться. Таким образом, сотрудник Петров своим ценностно-рациональным действием спас его от крупных и длительных неприятностей. Рассчитывал ли он на это? По-видимому, нет. В то время все были уверены, что Иванова все равно уволят. Тогда чего же добивался сотрудник Петров? Он не добивался ничего конкретного, он просто противодействовал несправедливости.

Его рассуждение при этом было совершенно логично и правильно: чтобы не увольнять Иванова, надо чтобы уволился кто-то из нас. Кто реально может сейчас уволиться? Женщины не в счет - у них болезни, у них дети, и они не умеют устраиваться. Леночка тоже не в счет - у нее ни квалификации, ни связей. Остаемся мы со Смирновым. Смирнов устроится, если захочет. Но он не собирался уходить, у него нет ничего на примете, и потом, ему здесь очень хорошо работать, он увлечен. У меня как раз есть место на примете, и я уже настроился... Эх, недельки бы три посидеть еще здесь, но эти три недели - все-таки наименьшее зло. Придется, видимо, увольняться мне. Так рассуждал сотрудник Петров, и из хода его рассуждения видно, что он оптимизировал не свою личную пользу, а пользу некоторого социального целого, которое в данном случае и является точкой отсчета, логическим исходным пунктом его поступка.

Можно, конечно, сделать предположение, что все дело не в каком-то абстрактном целом, а в самом сотруднике Иванове: уж очень он сам по себе хороший человек и большой друг сотрудника Петрова. Но в данном случае (а случай, как читатель был предупрежден в самом начале, происходил в действительности) это предположение - неверное: сотрудник Иванов был Петрову именно сотрудником, никаким не другом. Честно говоря, Иванова в группе не очень любили. Характер у него был тяжелый, несколько замкнутый, способ действия - слишком прямолинейный. В отношениях с людьми (и в работе) он несколько напоминал бульдозер. Правда, положиться на него всегда было можно, как на каменную гору, и если уж он давал слово, то держал его до конца. Но и обидеть человека мог сильно, и слабостей человеческих как-то совсем не понимал. И "не входил в положение", требования предъявлял очень высокие и жесткие. Сотрудник Петров в свое время даже вышел из той темы, в которой он был связан с Ивановым, утверждая, что Иванов на него "давит", что ему с ним трудно работать. И не рискнул бы сотрудник Петров за Иванова своими тремя неделями, если б не такой случай, что именно очень высокое Начальство взялось сводить счеты с Ивановым. Очень высокое Начальство творило в данном случае несправедливость, а этого не мог потерпеть сотрудник Петров. Он никак не мог пройти мимо такого удобного случая: щелкнуть по носу очень высокое Начальство и продемонстрировать ему: "Ах ты, бурбон проклятый! Так все и кинулись тебе увольнять Иванова! Ничего... ты с этим делом еще повозишься! Тебе придется весь этот шурум-бурум начинать по новой теперь!" И этот поступок сам по себе доставил ему искреннее удовольствие. В этом огромное преимущество ценностно-рационального действия: оно в себе самом несет удовлетворение.

Он и несколько месяцев спустя, встречаясь с бывшими сотрудниками, с неподдельной радостью и некоторым удивлением восклицал: "А Иванов-то что? Говорят, все еще работает у вас?" - "Работает, Юра, ты знаешь, работает. Сами удивляемся".- "Ишь ты! Молодец какой! А?" - "Что он-то "молодец"? Это ты, Юра, молодец!" - "Я-то ничего такого... Видишь, устроился. И даже хорошо устроился".- "Как к тебе там на работе-то относятся?" - "Ты знаешь, очень славно. Даже немного неожиданно для меня. Вроде они меня не знают совсем. Вроде я ничем таким себя не проявил пока. Очень хорошо относятся".- "Это Михайлов, значит, не подвел; значит, он поговорил..." - "Какой Михайлов? Замдиректора, что ли? Откуда ты его знаешь? Он очень важная персона". - "Это не я его знаю, это Смирнов до него добрался".- "Когда добрался?" - "Да вот когда ты увольнялся. Там ведь, Юра, не все так гладко было... Ты знаешь, ну да теперь все равно уж, дело прошлое. Там хотели как раз другого человека брать".- "Леночка, откуда ты все это знаешь?" - "Я от Смирнова знаю. Он просил меня тогда разыскать этого... ну, как его?" - "Михайлова?" - "Нет, не Михайлова, а того, который - приятель Михайлова, и одновременно он - старый какой-то одноклассник, что ли, Смирнова... Они давно очень не виделись, а мой отец как раз этого человека по своей прошлой работе знал. Только он переехал, и никто не знал ни адреса его, ни телефона. Мы всех обзванивали. Кошмарное дело! Я на телефоне висела день и ночь". - "Ой, Леночка! Значит, это я тебе обязан..." - "Мне ты ничем не обязан. Смирнов с ним встретился и поговорил. А он, видимо, поговорил с Михайловым, а Михайлов, соответственно, поговорил дальше там, с кем положено... Потому что они тому человеку отказали, а тебя взяли. А сперва хотели сделать наоборот".- "Подумай! А я этого ничего не знал. Совершенно".- "Ну а тебе зачем было знать? Ты бы сам сделать все равно ничего не смог. Тут такое дело. Удобнее было сделать так, чтобы другие за тебя попросили".

Таким неисповедимым образом личные дела сотрудника Петрова устроились как бы даже помимо самого Петрова. Рассчитывал ли на это Петров? Вряд ли было разумно с его стороны на это рассчитывать. Во всяком случае не мог он знать, что у сотрудника Смирнова есть такой одноклассник, который знаком с Михайловым. И прочие всякие подробности... Он знал только одно, что он не пропадет. В это он верил твердо. Социальное целое, если оно правильно и хорошо организовано, не позволяет пропасть человеку, который умеет в нужные моменты совершать нужные ценностно-рациональные действия. Оно - это целое - на такого человека реагирует совершенно особым образом.

Продолжая описывать это таинственное целое в терминах человеческого поведения, можно добавить, что оно, как правило, "слушается" сотрудника Смирнова и очень любит Леночку. Но почему-то к неприятностям, случающимся время от времени с сотрудником Сидоровым, оно относится с необъяснимым равнодушием. Может быть, оно просто платит взаимностью сотруднику Сидорову, который не только не интересуется его делами и его устройством, но иногда просто даже не верит в его существование.

Он, сотрудник Сидоров, если уж говорить правду, "немножко слишком" увлечен устройством своих собственных дел. Он никогда не совершает ценностно-рациональных действий по внутреннему импульсу, хотя может совершать их по подсказке других, и может иногда реализовать модель поведения, похожую на ценностно-рациональную (он может, например, поругаться с очень высоким Начальством, рассчитывая этим чего-то достигнуть, или защищать сотрудника Иванова, потому что он его близкий друг).

Для него как бы нет такой вещи, как абстрактно понимаемая справедливость. И не потому что он эгоист или убежденный карьерист, или циник. Он просто некультурный. Он, по существу, не знает и не ощущает культуры, в которой живет.

http://www.hrono.ru/libris/lib_k/glava11.html
Subscribe

  • И еще раз про выборы

    Меня пугает уверенность, с какой обозреватели постоянно пишут - мол, белые женщины проголосовали так, черные мужчины - этак, и т.д. Если оценки по…

  • 47 и 48

    Кстати, почему все уже называют Трампа сорок седьмым президентом? Это пока абсолютно ни из чего не следует. Сорок седьмым президентом вполне может…

  • не послушали дядю-то

    2024-07-22 05:13:00 <...> мне кажется, что практически любой другой кандидат, получивший формальную номинацию демпартии, будет иметь гораздо…

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 18 comments

  • И еще раз про выборы

    Меня пугает уверенность, с какой обозреватели постоянно пишут - мол, белые женщины проголосовали так, черные мужчины - этак, и т.д. Если оценки по…

  • 47 и 48

    Кстати, почему все уже называют Трампа сорок седьмым президентом? Это пока абсолютно ни из чего не следует. Сорок седьмым президентом вполне может…

  • не послушали дядю-то

    2024-07-22 05:13:00 <...> мне кажется, что практически любой другой кандидат, получивший формальную номинацию демпартии, будет иметь гораздо…